Субкультура как индивидуализированная мифологическая компенсация в современном обществе

Субкультуры обладают своим полем исследования, поэтому эта проблематика требует демаркации, определения предметности изучения в социогуманитаристике.

В Советском Союзе «субкультуры» рассматривались в 80-90 х годах ХХ столетия как молодежные течения, никоим образом не причастные к основной коммунистической идеологии воспитания молодежи. Эти течения рассматривались как сплошь вредные, западные, уводящие «молодежь от правильного пути развития в неправильное русло «казаться», а не «быть». Субкультуры, которые вместе с рок-н-роллом, хиппи, битниками, наравне с «Радио свободой», длинными волосами, джинсами и поп-культурой, скорее исследовались как контркультура советскому образу жизни. В противовес советское течение создавало самодеятельные группы и клубы, которые включали в свою работу решения партии и комсомола, а значит были общественно одобряемыми. Во многом именно из них вырастали субкультуры, когда идеологический контроль был утрачен. Например, из клубов туристов формировались экстремальные субкультуры, любители Кастанеды, буддизма; из клубов мотокросса – байкеры; из военно-исторических клубов – игровики и т.д. Из общественно одобряемых  клубов появились молодежные движения, связанные с музыкой, танцами, неофициальными видами спорта, болельщиками и т.д. Одновременно формировался и «андеграунд», в правилах которого было находиться как можно дальше от государственных органов, а уж тем более принадлежать к официальной идеологии. 90-е годы с развалом СССР привели к появлению массы субкультур, многие из которых стали питательной средой для криминального мира и преступных действий. Так, известные движения «люберов» (по названию города Люберцы) обосновывали свое неприятие панков, рокеров и т.п. как чужих – с неправильными и вредными установками.

Эти все движения больше исследовались в социологии молодежи, чем в социологии криминала. Перевод работы Элвина Тоффлера «Футурошок» несколько сместил акцент, поскольку американский футуролог рассматривал субкультуры как движение в будущее. «Это крохотная, но подлинная субкультура, затерянная в огромном и сложном мире наиболее высокоразвитой в технологическом отношении цивилизации в мире. Этой странной группе отдана не только страсть таксиста, но и его время и деньги. Она оказывает влияние на его семью, его друзей, на его мысли. Она вводит ряд стандартов, по которым он судит себя. Коротко говоря, она дарит ему то, что многие из нас с трудом ищут: самоидентификацию. Технологически развитые общества, далекие от того, чтобы быть однообразными и монотонными, подобны сотам с весьма колоритными группировками – хиппи и любители старых автомобилей, теософы и фаны «летающих тарелок», аквалангисты и парашютисты, гомосексуалы, компьютерщики, вегетарианцы, спортсмены, занимающиеся бодибилдингом, и «Черные мусульмане». Сегодня сокрушительные удары супериндустриальной революции буквально раскалывают общество. У нас увеличивается число этих социальных анклавов, групп и мини-культур почти так же, как число моделей автомобиля. Те же самые дестандартизирующие силы, которые создают больший индивидуальный выбор продуктов и произведений культуры, дестандартизируют и наши социальные структуры. Вот почему с кажущейся внезапностью появляются такие новые субкультуры, как хиппи. Действительно, мы живем во время «субкультурного взрыва» [1, С.310-311].

И через время мы столкнулись с огромным разнообразием субкультур, с достаточно сложными критериями определения их характера – конструктивного или деструктивного. Позже появились ряд исследований субкультур, но в контексте социологии культуры, в которой они рассматривались как общности людей с меньшим масштабом, чем культура. Именно этот «водораздел» – культура, субкультура и контркультура – по-прежнему остается основным в изучении этого явления. За время работы факультета социологии и управления Запорожского национального университета с 2001 года, у нас студенты под руководством преподавателей изучали различные субкультуры – болельщиков и фанов, игровиков, любителей компьютерных игр, Эмо, «правильного питания», «рок музыки» и т.д. Чаще всего использовались методы включенного структурированного и полуструктурированного наблюдения, интервью, реже контент-анализ публикаций СМИ о субкультурах и интервью с представителями субкультур.

Остановлюсь на некоторых размышлениях о субкультурах. Во-первых, субкультуры существенно отличаются от других общностей людей, например таких, как организация или институциональные объединения, меньшей устойчивостью, сформированной иерархией (здесь скорее представлена иерархизированная сеть), формально закрепленными санкциями и нормами. Одновременно в субкультурах преобладают неформальные нормы и санкции, которые значительно ближе к обычаям, чем к традициям и праву.

Во-вторых, субкультуры отличаются от случайных групп и движений, таких, как толпа, поскольку объединены общими побуждениями и интересами, а также тем, что можно назвать «ядром субкультуры», о чем мы напишем несколько позже. Если толпа формируется исключительно на основе поведения и лишь косвенно может быть направлена на решение задач, то субкультура – это сеть социальных отношений, обладающая как самоорганизацией, так и управлением на основе интереса и принадлежности к группе.

В-третьих, субкультуры отличаются от больших социальных групп, интересы которых идентифицируются с помощью их роли в общественном производстве, социальной структуре общества, поскольку относятся к объединениям, основанным на частных, а не коллективных интересах. Если глобальные, масштабные группы (социальные общности, страты и классы), могут и не носить референтный характер, быть не контактными, но все равно обладать общими интересами, то субкультуры референтны, контактны и обладают больше особенным и конкретным, индивидуализированным характером, чем общим.

В основе субкультуры находятся несколько противоречий:

– между формальным и неформальным, которое проявляется в конфликтах «хочу, но не могу» (конфликты самооценки и намерений), «не должен, но буду» (формальным социокультурным поведением и компенсацией неформальным вытесненного) – из этого противоречия вытекает компенсаторный характер субкультур;

– с этим противоречием связана оппозиция «подчинение коллективу – индивидуальная свобода», в контексте гетерономии-автономии;

– противоречие между «домом» и «странствиями».

Несколько подробнее остановлюсь на последнем противоречии как источнике развития субкультуры, отражающегося в различных формах этого противоречия, которые обозначим как двигатели субкультур.

Эти двигатели безусловно связаны с решением и первого противоречия и характеризуются компенсаторной направленностью. Во-первых, субкультура компенсирует «устроенность» повседневной жизни, ее ритм повседневности, обыденность, в бесконечной связи «дом» – «работа» или «дом» – «учеба», т.е. устроенность профессиональной и семейной жизни, подавляющей личные, индивидуализированные интересы, подавленные желания и побуждения. Обозначим, этот двигатель как «выход из дома» №1, поскольку центром сборки повседневности является дом, в мифологии этот двигатель можно обозначить как «зов к странствиям».

Во-вторых, субкультура является компенсацией неустроенности повседневности, профессиональной и семейной жизни, когда «убогость повседневности» не соответствует индивидуальным притязаниям. Это также «выход из дома», обозначим его №2, но движущая сила здесь несколько другая – «найти себя» или «испытать себя». В субкультуре этот двигатель связан с лидерством и положением в иерархизированной сети, и это положение определено субкультурными испытаниями и статусно-ролевыми значениями.

В-третьих, это двигатель, который мы обозначим как «странствие вне дома», в поле неизвестности и неопределенности, в котором важно не только выход из привычной территории, но и столкновение с другими субкультурами, не всегда лояльными, а нередко и враждебными к этой референтной группе. Это связано с неформальным контролем другой территории, вне близости от известного пространства, с уже сложившимися балансами и взаимодействием. Отсюда особое значение приобретает «неопределенность и неизвестность».

В-четвертых, этот двигатель обозначим как субкультура в реализации интереса, как действия и усилия «ради чего-то». Здесь также присутствует мифологическая составляющая «волшебное средство» – «победа своей команды» у болельщиков, экстремальное управление автомобилем, мотоциклом-конем, владение мечом или любым другим инструментом – в зависимости от субкультуры и обретения «волшебных навыков», вызывающих признание в субкультуре или символики принадлежности. Двигатель – получение «вожделенного» предмета, не всегда понятного для всех, но значимого в этой референтной группе, объединенной индивидуализированным интересом. Этот двигатель прекрасно работает в «мифологическом» механизме «волшебного средства», чем пользуется целая индустрия для субкультуры, например, «звездных войн», комиксов «Марвел», «DC», как, впрочем, и других субкультур.

В-пятых, двигателем является побуждения «ради кого-то», это притяжение к субкультуре является притягательной силой личности (решимости, уверенности, убежденности и т.д.) или поиска спутника/ спутницы (любви, дружбы), круга общения иного, чем в повседневности. Часто этот двигатель в молодежной среде связан с процессами подражания, зависти, моды, признания. В более старшей среде это признание и принадлежность к предмету гордости среди понимающих. Иными словами, обретение каких-то значимых отношений, отсутствующих в мире повседневности.

Субкультуры тяготеют, прежде всего, к мифологическому мировоззрению, которое в отличие от религиозного мировоззрения, не обладает жестким разделением на потусторонний и посюсторонний мир. Мифологическое мировоззрение определяет возможности действий с помощью собственных сил и побуждений, ритуализированного поведения в достижении того, что кажется трансцедентным вне субкультуры, а в религии было бы потусторонним. Отсюда такое значение субкультуры, компенсирующей формальный мир и повседневные практики, как реализации вытесненного, часто «детских мечтаний», адреналинового подъема, практики сильных эмоций радости или гнева, бегства от печали, с ее доминацией прошлого, и тревоги, с доминацией будущего – во временную перспективу момента, настоящего. В отказе от навязывания общества индивиду как мемориальных практик прошлого, так и ожидания будущего – в идеологизации и политизации государства.

Одновременно в субкультурах любят философствование, которое часто громко называют «философия субкультуры», по сути сводящаяся к набору идей и легенд, и сопровождающих символов – что образует «ядро субкультуры». Как и во всяком мифологическом мировоззрении, в «ядре субкультуры» есть «легенда о возникновении субкультуры», «легенды о героях и их становлении», «легенды о волшебном средстве». На наш взгляд, свод правил субкультуры вполне уместно обозначить как «яса» – по аналогии со сводом обычаев Чингисхана, что значительно позже обрело значение традиции и права. Как известно Яса (ясак – тюрк. или джасак, йосун – монг.) каждый раз подтверждалась преемниками и состояла как из изречений основателя – Чингисхана, так и собственно из свода правил, несоблюдение которых приводило к субкультурным санкциям по выбору общности.

Это то, что в ясе описывал В.Г. Вернадский: «С моей точки зрения, Яса как целое ни в коем случае не может быть охарактеризована как обычное законодательство. Она была монгольским императорским законом, сформулированным Чингисханом; и сами монголы рассматривали ее именно в этом свете. Для них она была обобщенной мудростью основателя империи; и мы знаем, что они считали Чингисхана боговдохновенным Сыном Неба. Армянский историк Григор из Алканца записал историю появления Ясы на базе услышанного от монголов. Хотя ее нельзя рассматривать как точную в деталях, она адекватно передает дух монгольского отношения к Чингисхану и делу его жизни. Согласно Григору, когда монголы «осознали свое положение, весьма подавленные своей несчастной и бедной жизнью, они обратились к помощи Бога, Создателя неба и земли, и заключили с ним великое соглашение, повинуясь его повелениям. По приказанию Бога им явился ангел в виде орла с золотыми перьями и заговорил их собственной речью и языком с вождем, которого звали Чанкез (Чингиз)… Затем ангел сообщил им все повеления Бога…, которые сами они называют ясак… Яса была талисманом, обеспечивающим победу на поле сражения. Как указывает А.Н. Поляк, монголы и тюрки приписывали Великой Ясе полумагическую власть» [2, с.106-107].

Если «обычийный» рассматриваемый механизм единый, то цели различны – у монголов Яса служила формированию целостности отрядов и образа жизни кочевников, в субкультуре «сакрализация» обычаев также служит больше талисманом победы в достижении индивидуализированных интересов.

Кроме обычаев в «ядре» субкультуры важнейшую роль играет «структура тайны», поскольку индивидуализированный интерес всегда «подогревается любопытством», а мифологическая ритуализация выполняет функцию актуализации и взаимодействия в поведении с субкультурными «архетипами». Отсутствие разграничения на посюстороннее и потустороннее в процессе героизации в субкультуре связана с достижимостью статуса героя и возможной близости с «настоящими героями» субкультуры, что существенно отличается от героизации и недостижимости героев популярной культуры и их недостижимости. Легенды формируют и свое поле смыслов, и свой «субкультурный» язык, отражающий конкретное знание в субкультуре или субкультурную гиперреальность, с ее симуляциями и вымыслами.

Одним из важнейших компенсаторных механизмов отрицания или достройки формальных общественных требований, обоснованных идеями, доминирующими в обществе, является рационализация идей субкультуры. Рационализация идей субкультуры обосновывает и делает приемлемыми индивидуализированные интересы, как в рамках целостности жизни (дополненной повседневности субкультурой), решения смысложизненных проблем, при этом часто отрицается ценность жизни. В смысложизненных идеях преобладает простота, фрагментарность и эклектичность, парадоксальным образом примиряющей или противопоставляющей смысложизненным ценностям общества, поскольку в субкультурах происходит как расщепление общества, так и индивидуализированное упорядочивание хаоса в микросоциальном контактном уровне отношений между людьми. Эти ценности часто носят оппонирующий характер «воображаемому» в субкультуре обществу.

Организация субкультуры обладает сетевой индивидуализирующей лидерской, слабоиерархической структурой, которая может носить как конкурирующий, так и солидарный характер, или соединять их.

Таким образом, субкультура как индивидуализирующая мифологичская компенсация хаоса, массовизации и подчинения, отражает «свободу воли индивида» в референтных, контактных социальных взаимодействиях. Субкультуры существенно отличаются от таких «упорядоченных» сообществ как «социальная организация» и «социальный институт» именно своим неформальным характером, компенсирующим социально формально принятое. Одновременно субкультуры отличаются от стихийных, неупорядоченных групп, таких как толпа и случайно собранные на одной территории люди (например, пассажиры в маршрутке), своими общностью индивидуализированных интересов и референтным контактным взаимодействием на основе выбора людей в субкультуре, они обладают значением слабо иерархичных социальных сетей лидерского плана.

В основе субкультуры находятся следующие развивающие ее противоречия, такие, как дихотомии «формальное – неформальное», «коллективное – индивидуальное», «подчинение – свобода», «дома – странствия», как повседневности и личноопределенного выхода из нее. Эти противоречия определяют такие двигатели субкультур, как «выход из дома» – «зов странствий» (выход из повседневности) и «испытание себя» (героизация жизни); «странствие вне дома» (приключения), реализация интереса «ради чего-то», как получение вожделенного предмета «волшебного средства» и «волшебных навыков»; «ради кого-то» – как притягательных социальных отношений.

Мифологический мировоззренческий характер субкультур определен реализацией собственных сил и побуждений в референтной группе в ритуализированном поведении достижений, компенсирующего навязанный мир повседневности в социокультурных практиках формальности и подчинения, практик эмоций радости и гнева, бегства от печали, с ее доминацией прошлого, и тревоги, с доминацией будущего – во временную перспективу момента, настоящего. В отказе от навязывания общества индивиду как мемориальных практик прошлого, так и ожидания будущего – в идеологизации и политизации государства.

Мифологическое осмысление, претендующее в субкультуре на статус «философствования» как набор идей и легенд («легенда о возникновении субкультуры», «легенды о героях и их становлении», «легенды о волшебном средстве»), и сопровождающих символов (субкультурной «формы» одежды, облика, татуировок, значков, ритуалов взаимодействия) – образует «ядро субкультуры». В ядро субкультуры также входят: свод обычаев и бесспорных цитат – «яса», который обладает функционалом «талисмана победы» и «полумагической властью»; «структура тайны» со своими испытаниями ее открытия, ритуалами и взаимодействия с архетипами; героизация, как статусно-ролевая определенность героя; «субкультурный язык», отражающий конкретное знание в субкультуре или субкультурную гиперреальность с ее симуляциями и вымыслами; индивидуализированные интересы и идеи решения смысложизненных проблем в оппонировании «воображаемому обществу».

 

Литература

1. Тоффлер Э. Шок будущего /: Пер. с англ. , науч. ред. П.С. Гуревич. М.: ООО «Издательство ACT», 2002. 557 с
2. Вернадский Г.В. Монголы и Русь / Пер. с англ. Е.П. Беренштейна, Б.Л. Губмана, О.В. Строгановой. Тверь; М.: Леан, Аграф. 480 с.